Далее «исламовед» пытается приписать мусульманам суеверность, говоря, что «в Исламе много предписаний, идущих из сунны, в которых говорится о некоторых мерах безопасности против шайтана». Приведя слова пророка о том, что необходимо есть правой рукой, Максимов продолжает: «Таких суеверных преданий много. Во время хаджа мусульманин бросает в определенное место камни, считая, что так он побивает Иблиса и свидетельствует о своей независимости от него» (стр. 51).
Странно, что крещенный в православии автор книги видит в этом акте символического презрения к дьяволу «суеверное предание». Ведь примерно так же свидетельствует о своей независимости от сатаны любой человек, желающий принять христианское крещение. В подтверждение привожу отрывок «Чинопоследования таинства крещения», в котором священник спрашивает крещаемого: «Отрекаешься ли от сатаны, и от всех дел его, и от всех ангелов его, и от всего служения его, и от всей гордыни его?» Тот отвечает: «Отрекаюсь» (трижды). В конце говорит священник: «И дунь и плюнь на него!»
Вот как объясняет это место в чине оглашения сама православная церковь: «Священник еще три раза спрашивает его: отреклся ли еси сатаны? Оглашенный отвечает: отрекохся (отрекся) и, по требованию священника, дуновением и плюновением выражает свое презренье ко всему диавольскому». («Краткое православное учение о вере и нравственности христианской. Платона Архиепископа Костромского». М:. 1892 г.)
Так что православная церковь, по-видимому, не разделяет мнение автора учебника о том, что внешнее свидетельство о независимости от враждебных Всевышнему сил является чем-то чуждым и неприемлемым для верующего человека. Если же одного из соавторов книги смутил именно факт бросания камней, то предлагаю ему ознакомится с православным «Требником», где в «Чине на основание дома» священник именно этим и занимается:
«Если будет дом каменный, то берет священник три камня и, став надо рвом, где будет основание дома, говорит: «Основывается дом этот, во имя Отца». И сделав крестное знамение над рвом первым камнем, бросает его в ров… И взяв второй и сделав то же самое, бросает его, говоря: «и Сына». Взяв же третий и, сделав также крестное знамение, бросает его, говоря: «и Святого Духа. Аминь». И сразу же окропляет все рвы и все место, говоря: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь». Если же дом должен быть из дерева, взяв палку, бьет в одно бревно, положенное к востоку трижды, говоря: «Основывается дом этот, во имя Отца, + и Сына, + и Святого + Духа, аминь» (перевод с церковнославянского на русский – В. С.).
Интересно, как этот обряд объясняют православные религиоведы?
Чем дальше, тем больше Максимов показывает свое незнание контекста Библии, библейской терминологии. Он пишет, что «с библейским пониманием слова «пророк» мусульманское понимание имеет мало общего. По его словам, пророк – «это тот, кто возвещает будущее» (стр. 53). Точка. Не ужели преподаватель МДА до сих пор не знает о том, как Христианство воспринимает пророческую миссию? Специально для него привожу цитату из второго тома энциклопедического словаря «Христианство» (М.: «Большая российская энциклопедия» 1995, стр. 402-403. Цит. по: А. Лопухин, Библейская история при свете новейших исследований и открытий, СПб., 1892-95):
«Пророки, библейский термин для обозначения особых провозвестников воли Божией – как в Ветхом, так и в Новом Завете. Еврейское название пророка «наби» означает «провозвестника, объявляющего чью-то волю», а греческий перевод «профитис» — того, кто говорит от лица кого-либо, в данном случае – от лица Бога.
Пророк – не обязательно человек, предвидящий будущее (через откровение свыше), предсказатель. Хотя и это может входить в его миссию. Пророки так же являются «непреклонными хранителями и ревнителями Завета, бесстрашными обличителями идолопоклонства… не боящиеся говорить правду в лицо царям…» Пророки это еще и хранитель религиозной, образовательной и нравственной жизни страны.
«В пророческих школах осуществлялось правильное религиозно-нравственное воспитание, к которому примыкали и такие образовательные предметы как пение, музыка, письменность, счет и др. Впоследствии из этих школ выходили пророки-писатели, которые оставили после себя богатую литературу, изумляющую силой и красотой восторженного слова». Книги пророков Иеремии, Иезекииля, Даниила и Исайи – пример этому. Кстати сказать, «Книга пророка Исаии» как раз яркий пример коллективного сотрудничества нескольких поколений пророческих школ. Современная библеистика делит книгу пророка Исайи на три части по авторству и времени написания. Первая часть (гл. 1-39) – проповедь самого Исаии (2-я половина VIII до н.э. Вторая часть (гл. 40-55) – содержит весть безымянного пророка, пророчествовавшего в конце Вавилонского плена (2-я половина VI века). Его условно называют Второисаией, Девтероисаией или Исаией Вавилонским. Третья часть (гл. 56-66) – последнее произведение школы Исаии, т.е его учеников и последователей, продолжавших в конце VI, начале V в. (после Вавилонского плена) дело пророка. Эту часть называют Тритоисаией (см. прот. А. Сорокин «Введение в священное писание Ветхого Завета», Киев, «Пролог», 2003, стр. 203-204).
Мало того, единственная пророческая книга Нового Завета – «Откровение Иоанна Богослова» — прямо говорит о том, что в ведении пророка не только знание о будущем: «Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего». То есть, пророк, посланный Богом способен возвещать не только будущее, но и говорить о настоящем и о прошлом.
Что же касается утверждения Максимова о том, что в Исламе пророк не ведает будущего, то все тот же библейский пророк Иона (Юнус) так же не знал будущего, т.е того, как отреагируют ниневитяне на его проповедь. Когда же они вняли словам Ионы и изменили свою жизнь, пророк сильно от этого опечалился. Это еще раз показывает, что в библейском и кораническом понимании, пророк это не какой-то «Нострадамус», а глашатай воли Всевышнего, не зависимо от временного контекста Откровения.
Разбирая исламскую эсхатологию, Максимов еще раз показывает свое незнание и непонимание исламского учения о рае. «В раю мусульмане будут предаваться всяческим наслаждениям: они будут иметь дома среди райских садов, множество красивых гурий – существ, специально созданных для утоления сексуальных желаний праведников… Вино, мед и молоко будут литься рекой» (стр. 57). Он вместе с другими «исследователями» Ислама упрекают мусульманское богословие в чувственном представлении о рае, сознательно не приводя аят из Священного Корана:
«И притчею (Аллах являет) Рай,
Что был обещан тем,
Которые страшатся Его (гнева)…
…Сады, реками омовенны,
Услада вечная и тень –
Таков конец пути для тех,
Кто гнева Господа страшился».
(Коран 13, 35, пер. В. Пороховой. В переводе И. Крачковского: «Притча о рае, который обещан богобоязненным»).
Именно притчей представлен рай в Коране, о том же, какие именно награды будут праведникам после смерти достоверно не знает никто, кроме Всевышнего. В Христианстве так же о рае сказано притчами. И если их понимать буквально, как в отношении Корана делает Максимов, то и христиан можно упрекнуть в сексуальных наслаждениях с 5 или 10 девами (см. притчу «О десяти девах» (Мф. 25,13). Можно так же предположить, что даже у самого Иисуса тоже будет жена: «Пойди, я покажу тебе жену, невесту Агнца». Но ведь сами христиане толкуют это место аллегорически, под «женой» понимая церковь. В христианском представлении о рае есть так же и реки (Откр. 22,1), и постоянно плодоносящие деревья (Откр. 22,2), но никто их не упрекает в том, что они пытаются чувственно понять райское блаженство. Мусульмане понимают, что это такая же притча, как и в Коране. Тело в раю будет, и оно будет наслаждаться вслед за душой, но как – Творец нам до Судного дня не открывает.
Молитва в Исламе
В разделе «Исламский ритуал», Максимов пишет о молитве в Исламе: «То, что называют молитвой мусульмане, совершенно не тождественно тому, что понимают под молитвой христиане. Если в православном христианстве под молитвой понимается живое общение, личный разговор человека с Богом, и именно факт этого непосредственного личного общения составляет смысл молитвы, то, с точки зрения ислама, молитва – раз и навсегда жестко закрепленный ритуал, состоящий из чередования одних и тех же неизменных поз и фраз исключительно на арабском языке… Малейшее нарушение ритуала делает молитву недействительной. Личные прошения позволяются после совершения необходимого ритуала, но это не необходимо и, согласно исламу, не есть то, что делает молитву молитвой» (стр. 60).
Здесь необходимо пояснить, что «салят» (перс. «намаз») понимается в Исламе как богослужение, как ритуал поклонения. А любое богослужение имеет свои правила, свои рамки, выражаясь языком Максимова — «жестко закрепленный ритуал». Поэтому неправильное понимание пятикратного намаза и выливается в очередное обвинение на мусульман. В православной литургии (вечерни, утрени) так же есть свои жесткие правила, не выполнение которых так же делает недействительным богослужение или нарушает его порядок. У каждого священнослужителя есть служебник (книга с правилами совершения службы) по которому он читает молитвы, производит определенные действия. Пусть он только попробует не совершить вовремя каждение храма, или пропустить в литургии евхаристический канон (момент, когда по верованию христиан хлеб и вино становятся телом и кровью Иисуса)!
В конце каждого служебника есть «Известие учительное», которое строго оговаривает, в каком случае даже совершенная литургия считается недействительной, или священник совершает смертный грех. Вот несколько примеров: изорванное облачение, нетрезвость священника, черствость просфоры (богослужебного хлеба) или плесень на ней, добавление в тесто для просфоры яиц или масла и т.д. Если исследовать Типикон, книгу с уставом годовых богослужений, то мы найдем в нем в тысячу раз больше предписаний, чем те, которые касаются совершения намаза.
Теперь, что касается мольбы, которая в Исламе называется «дуа». Она не является обязательной составляющей намаза, так же как и вечерние молитвы, которые читает каждым вечером христианин не входят в службы вечерни или повечерия. Так же, как и в Православии, произносятся они либо от себя, либо по книге. В отличие от намаза, который совершается на арабском языке (как и литургия в России – на церковно-славянском), дуа можно читать на своем родном языке и в произвольной форме. И эти мольбы мусульмане, несмотря на несогласие Максимова, считают живым общением и личным разговором человека с Богом, минуя каких-либо посредников, которые якобы «спасают нас» благодаря тому, что на них правильное облачение, а хлеб не заплесневел.
Помимо всего прочего, Максимов приписывает Исламу вообще несуществующие детали: «благословенный леденец во рту жертвенного животного» – стр. 65), а также критикует чудеса (карамат) в Исламе, приводя такой пример: «суфий сдвинул гору» (стр. 89). Кстати, в связи с этим вспоминаются слова евангельского Иисуса (Мк. 11: 23): «Имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет».
Высказывания «святых отцов»
Большой раздел в своем исследовании Ислама Максимов посвящает христианскому святоотеческому отношению к мусульманам. К примеру, на вопрос о том, почему православные Мухаммада не принимают за Пророка, христианский святой, «просветитель славян» Кирилл Философ отвечает так: «Скажи мне, если Магомет есть пророк, то будем ли мы верить Даниилу, который сказал, что с Христом прекратится всякое видение и пророчество? Как же после этого он может быть пророком?»
Возникает сомнение: а насколько хорошо знал Библию Кирилл Философ? Даниил лишь предсказывал о пришествии помазанника (это слово не перевели на русский и оставили греческий вариант — Христос) и о том, что после разрушения Иерусалима прекратится всякая жертва и приношение (см. Дан. 9). Ни о каком прекращении пророчества после прихода Иисуса в книге пророка Даниила не говорится. В книге Деяний апостолов неоднократно упоминаются пророки, жившие после того, как Иисус был вознесен Всевышним на небо: «В те дни пришли из Иерусалима в Антиохию пророки. И один из них, по имени Агав, встав, предвозвестил Духом, что по всей вселенной будет великий голод, который и был при кесаре Клавдии» (Деян. 11, 27).
Да и сам основатель христианской религии Павел Тарсийский неоднократно в своих письмах говорит: «Достигайте любви; ревнуйте о [дарах] духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать… Желаю, чтобы вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали; ибо пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он притом будет и изъяснять, чтобы церковь получила назидание» (1 Кор. 14: 1, 5).
Все вышеприведенные тексты Нового Завета свидетельствуют о том, что после Иисуса не прекратилось пророчество. А вот куда оно потом делось, это уже вопрос к самим христианам. Что же касается личности Пророка Мухаммада, то он явился продолжателем пророческой миссии от Всевышнего, снова восстановив на земле веру в единственного Бога.
